Гадание на будущее Напишите фамилию, имя, отчество человека, на которого гадаете, число (без месяца) и время суток (утро, день, вечер, ночь). Повторяющиеся буквы вычеркните, а по количеству оставшихся букв узнаете о будущем:1 – радость.2 – огорчение.3 – дорога.4 –

Гадание на свечах на будущее В этой главе книги мы рассмотрим гадание на свечах на будущее. Этот способ гадания на свечах поможет вам приоткрыть завесу вашего будущего, узнать непосредственно о вашем будущем, не задавая при этом свече каких-либо конкретных вопросов,

Гадание на будущее по теням Нужно зажечь свечу и поставить на стол за спиной. Затем следует смять газету, придав ей причудливую форму (только не шара!), положить ее на перевернутое блюдо или металлический поднос и зажечь.Когда бумага догорит, осторожно, чтобы пепел не

Гадание на будущее по жребию Сложив в валенок разные предметы – кусочек сахара (сладкая, счастливая жизнь), кольцо (брак), луковицу (слезы), лоскут ткани (бедный муж), монету (богатый муж), носовой платок (красивый муж) – и встряхнув его, чтобы предметы перемешались, не глядя

Гадание на будущее под чужими окнами В один из святочных вечеров девушки собирались и шли слушать разговоры под чужими окнами, заранее загадав, о чем будут говорить. Разговор о хлебе, зерне – к богатству, о лошадях – к замужеству, о досках или одежде – к смерти.Будущее,

Гадание на желание по паутине Если паук сидит на паутине, можно загадать желание и понаблюдать за поведением паука. Если он поднимается вверх – желание исполнится, если спускается вниз – загаданное не

Гадание на будущее по свинье Под новый год, загадав желание, нужно зайти в хлев, задать свинье свой вопрос и по ее поведению разгадать ответ.Если она чешется левым боком, наступающий год будет трудным, если правым – удачным.Если свинья, похрюкивая, лежит на боку, все

Гадание на будущее ребенка по пирогу Дать ребенку немного помесить тесто для пирога. Ставя пирог в духовку, произнести: «Поднимайся, наливайся, пирожок, деточки моей дружок». Если пирог будет пышным и румяным, ребенка в будущем ждут крепкое здоровье и удача в финансовых

Гадание на будущее ребенка по молоку Укладывая ребенка спать, поставить под его кровать стакан с молоком, а утром проверить. Если молока в стакане стало меньше, ребенок быстро обретет самостоятельность. Если же молоко не убавилось, ребенок будет очень долго зависеть от

Гадание на замужество по паутине на окне Если паук сплел паутину за окном или между рамами, можно узнать, в какую сторону замуж выйдешь.Если паутина располагается вверху окна слева – муж будет с севера, сверху справа – с востока, снизу слева – с запада, снизу справа – с

Гадание на будущее по зеркальцу Ложась спать в Иванову ночь, нужно положить под подушку маленькое круглое зеркальце и произнести: «Зеркало-зеркальце, ты видишь мрак ночи и свет дня, отрази же мою судьбу». Во сне обязательно увидится будущее. Утром нужно вынуть зеркальце

Гадание на будущее по смоле Утром Иванова дня сразу же после восхода солнца нужно пойти в лес, отыскать старое хвойное дерево и набрать с него смолы. Выбирать нельзя, нужно взять смолу с первого попавшегося ствола, иначе гадание будет неверным.Дома, положив смолу на лист

Гадание на будущее по церковной свече Утром на Покров нужно пойти в церковь и поставить свечу. Если она горит ровно, дальнейшая жизнь будет спокойной, без особых перемен и неудач.Белое яркое колеблющееся пламя – насыщенная жизнь и много детей.Очень яркое потрескивающее

Гадание на будущее по разным предметам Выложить в миску разные вещи и перемешать. Закрыть глаза и взять наугад то, что попалось под руку.Уголь – тяжелая жизнь, неудачи.Кусок сахара – сладкая жизнь.Обручальное кольцо – замужество.Золотой перстень – богатая

Гадание на будущее по соломинке Подойдя к скирде соломы, нужно губами вытянуть из нее соломинку. Если она окажется с колосом, будущая жизнь будет богатой. Если попадется один стебель, без колоска, гадающую ждет

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Джефферсон П. Свайкеффер
Паутина будущего

Эта книга посвящается Мэри Энн Майерс, Кэрол Марке и Джану Руффу, которые, зная разницу между попыткой достичь успеха и самим успехом, тем не менее поощряли мои попытки; а также Бобу Туру из «Чоппер 1070», герою Лос-Анджелеса, репортеру, летающему по свету, чтобы спасти чьи-то жизни.

Если я займу часа три у Вечности, должен ли я потом вернуть их ей?

Если я дам взаймы Вечности три часа, то смогу ли получить их обратно, когда мне это будет нужно?

Борец с концепцией временных зон, впервые путешествующий по миру.

Где-то там всегда день. Всегда приходит рассвет. Я посылаю его тебе, я смотрю в окно и вижу, как светлеет восток. Я уже вижу деревья. Приходит день. Потребуется время, чтобы доставить его тебе, но этот день будет твой.

Роберт Бишон

Глава первая

Тихонько насвистывая, Мэддок О"Шонесси шел по тропинке. Утро было холодным, даже очень холодным, так что при каждом выдохе из его рта струился пар, своей оживленностью совершенно отличающийся от холодного неподвижного утреннего тумана. Холод щипал его за нос, каждый вдох был словно шлепок по сознанию. Окружавший его туман превратил пейзаж в череду бесформенно громоздящихся друг на друга очертаний неясных фигур. Когда воздух бывает таким холодным, как сейчас, человек при каждом выдохе ощущает себя живым существом.

В столь ранний утренний час его бодрствование разделяли только деревенские лошади и куры. Лошади нервно заржали, ожидая, что он впряжет их в повозку или коляску.

– Отдыхайте, отдыхайте, – весело сказал он, обращаясь к пони, дрожащим от возбуждения в своем пахнущем травой загоне. – Сегодня для вас работы нет.

Жаль, конечно, что он не догадался прихватить для них какое-нибудь угощение из кухни его хозяйки. Но ничего, в следующий раз.

Скоро последний из каменных домов на его пути исчез так же быстро, как появился. Совсем недалеко впереди была река. Он не то чтобы замедлил шаги, но почему-то стал обращать на них внимание. Река, в ней был холод, смертельный холод, совершенно отличающийся от холода зимнего воздуха. Еще не прошло года с тех пор, как река потребовала себе очередную жертву, которой оказался юноша, шедший утром вдоль берега поудить рыбу.

Так же шел сейчас Мэддок, которого, правда, юношей назвать было нельзя. Несколько тяжеловатая походка, в которой чувствовалась основательность, а также исходящие от него спокойствие и непринужденность свидетельствовали о первых, едва заметных признаках перехода к пожилому возрасту. Цвет его волос был по-прежнему черен, как вода в реке, черен, как лес… пожалуй, лишь легкая дымка окутала его волосы, как утренний лес. Улыбался он по-мальчишески радостно, открыто, весело; морщины в уголках его глаз были следствием частого искреннего смеха, а отнюдь не гнева и раздражения. Его сложенные трубочкой губы громко высвистывали джиги и веселые шотландские рилы; если это могло разбудить кого-либо из заспавшихся обывателей, то какое ему было до этого дело? Он был совершенно не в силах удержать эти рожденные в его сердце и просившиеся наружу песенки.

Впереди и справа от него был лес, словно змея, извивавшийся вниз с вершин холмов к реке, как будто для того, чтобы напиться воды. Подчиняясь порыву, он свернул и пошел к лесу по лежащему под парами общественному пастбищу. Здесь не было тропинок, а встречавшиеся ему следы были оставлены скотом, а не людьми. Его сапоги плавно погружались в мягкий сырой суглинок. Штаны и полы пальто слегка намокли. То и дело ему приходилось поднимать свой шест и ящик с рыболовными принадлежностями, чтобы не задеть сырую высокую траву.

Сегодня он решил порыбачить с лесного берега, хотя обычно предпочитал делать это с противоположного, где раскинулись широкие луга. Нужно было сбить рыбу с толку.

«Всегда мы боялись этих лесов», – подумал Мэддок, входя под тяжелые мокрые ветви деревьев и почувствовав, как изменилась почва под его тяжелыми сапогами. В то время как в поле земля пружинила, ноги погружались в примятую траву, как в подушку, здесь в лесу под ногами было более мягко и скользко. Между сплетенными корнями деревьев, выходящими на поверхность, виднелись многочисленные камни.

А какие здесь росли деревья: с широко распростертыми ветвями, растущими из огромных черных стволов. Это был дубовый лес; листья с деревьев в основном уже упали на землю и образовали скользкую слизистую массу под башмаками Мэддока. Те немногие высохшие листья, что продолжали висеть на ветках, видимо, вовсе не собирались падать до той поры, пока их весной не столкнут на землю свежие молодые листочки.

Мэддок то с трудом карабкался вверх по извилистым лесным тропинкам, то снова спускался вниз. Он уже чувствовал запах воды, одновременно и свежий, и слегка гнилой, промозглый и в то же время насыщенный различными оттенками. По мере того как Мэддок спускался вниз, воздух становился все холоднее и холоднее.

Теперь уже он шел осторожно, опасаясь слишком приблизиться к краю не очень хорошо знакомого берега. Довольно долго он стоял на верху обрыва и смотрел вниз на несущуюся всего в нескольких футах от него воду. Противоположный берег с густым частоколом деревьев казался недостижимым и навечно отделенным от Мэддока ледяным потоком. Белые пенистые шапки плясали на поверхности воды, словно блуждающие огни; течение казалось устрашающе быстрым. Звук плещущихся о камни и берег волн, отражающийся от стены деревьев, растущих на другом берегу, действовал на Мэддока успокаивающе. Это был приятный шум, словно звук водопада, или порывов ветра, или сотен голосов, мирно толкующих о чем-то.

Мэддок решительно кивнул головой, расстелил небольшую подстилку и приступил к рыбалке – делу, которое он знал и любил. Из кухни своей хозяйки, миссис Фланнэген, он прихватил немного теста и сейчас насадил маленький кусочек на крючок. Забросив его в воду, он стал ждать.

Может быть, это была леность; может быть, просто медлительность. Во всяком случае, с помощью рыбалки он доставлял в дом свою скромную долю еды, что обеспечивало ему сравнительно спокойную жизнь. Откинувшись назад под прикрытие холодного, черного дерева, Мэддок позволил себе расслабиться. «Наверняка, – подумал он, – простой смертный в такие минуты становится ближе к праотцу Адаму. Пахать землю, конечно, занятие прекрасное – оно кормит людей. Но, – размышлял Мэддок, глядя, как воды относят вбок леску с поплавком, – пахать землю – это работа».

Шел час за часом, но дневной воздух не теплел. Более того, становилось все прохладнее. Мэддок снова и снова шевелил леску, и к полудню его терпение было вознаграждено. Сонливость слетела с него, когда он почувствовал, что леска сильно натянулась. Он мгновенно сел, скрестив под собой ноги, начал бешено крутить катушку. От усердия он даже высунул кончик языка; по натяжению лески он понял, что на крючке сидит достойная награда. Только бы вытащить ее на берег…

Он тянул на себя плавно и уверенно; чувствовался многолетний опыт. На крючке сидит рыба – в этом он был уверен. Рыба была сильна, но Мэддок был не слабее и гораздо искуснее.

Борьба, со стороны напоминавшая сражение двух эпических героев, тем не менее продолжалась всего несколько минут. Мэддок продолжал умело травить леску и наконец вытащил на берег толстого розового лосося, длинного и блестящего; рыба глотала ртом воздух и вовсю работала жабрами.

Он уже чувствовал запах жареной рыбы; слышал, как она шипит и потрескивает на сковородке. Он ощущал вкус перца и укропа, которыми миссис Фланнэген всегда пользовалась в качестве приправы.

«Вот это удача», – подумал Мэддок, укладывая драгоценную рыбу в специальную корзину. Действительно, удача! Взглянув опытным взглядом на небо, с самого утра серое и промозглое, Мэддок оценил вероятность дождя. Похоже, что она была весьма мала. Тем не менее небо ему сегодня не нравилось. Его цвет напоминал цвет рыбы, но не живой, розовой, которую он только что поймал, а дохлой макрели или выброшенной на берег сельди. Нет, сегодняшнее небо ему решительно не нравилось.

Однако день только подходил к середине и клев был хороший. В конце концов, Мэддоку и дождь был не очень страшен. Наслаждаясь чувством ожидания следующей добычи, он налепил кусочек теста на крючок и забросил его далеко от берега.

* * *

Остаток дня прошел безрезультатно. Убаюканный монотонным шумом реки, Мэддок не уделял должного внимания своей снасти. А может быть, рыба, наученная горьким опытом своей подруги, стынущей в плетеной корзине, старалась держаться подальше от соблазнительного крючка. Так или иначе, но клев совершенно прекратился. Небо упрямо продолжало темнеть. Маленькие усики туманной дымки ловко пробирались между верхушками деревьев. Воздух стал еще холоднее, но ни одной капли дождя еще не упало на землю.

Лес позади Мэддока непривычно затих, и это неожиданно напомнило ему, что он задержался на берегу реки гораздо дольше, чем предполагал. Хозяйка отругает его, и, пожалуй, сильно. Если он принесет домой эту рыбу – а ведь чудесная рыба, подумал он, вспомнив, как она билась на крючке, – слишком поздно, то плохо будет дело. Очень плохо. Хозяйка уже, возможно, начала готовить клецки или велела одному из парней ощипать и разделать курицу.

Более того, до Мэддока дошло, что если он как следует не поспешит, то может вообще сегодня не успеть к обеду. Он иронично усмехнулся: остаться без обеда – большей трагедии случиться не может, не правда ли? Он быстро собрался, заглянул на всякий случай в корзину, чтобы убедиться, что рыба никуда не исчезла, и начал свой путь на вершину холма через лес.

Лес тоже казался темнее, чем был. Кругом было темнее, чем даже в тот ранний час, когда Мэддок вышел из дома. Наверное, из-за того, что он шел в обратную сторону и ветки деревьев были под другим углом, подумал Мэддок. Так или иначе, но ему приходилось сильно напрягать глаза, и он помимо желания ускорил шаг. Лес был жутко тихий. Очень жутко. Он словно затаил дыхание в предвкушении какой-то заготовленной мерзкой шутки. И Мэддок не сомневался, кто будет объектом этой шутки. Он читал много разных историй. Он знал о заблудившихся в лесу мальчиках, о духах эльфов, о леших, о блуждающих огнях и об огнях болотных. Все эти истории он знал; более того, некоторые сочинил сам и, потихоньку улыбаясь, слушал, как их в пивной рассказывали другие люди.

Но это были всего-навсего выдуманные истории.

Сейчас он должен был свернуть направо и пройти весь обратный путь через поля и луга к городу, но откуда-то слева донесся неожиданный и далекий шум. Это был словно плеск воды, но, скорее, не в реке, а на каком-то мелководье. Звук был неравномерный, шлепающий.

Мэддок остановился и тихо стоял, непроизвольно сжимая пальцами шест и ручку своего ящика с рыболовными принадлежностями. Во имя небес – что могло издавать такой звук? В общем-то, он знал лес неплохо, по крайней мере там, где пролегал его путь. Недалеко от этого места протекала речушка размером чуть шире ручейка. Она текла с верхних лугов к реке, извиваясь по лесу, словно змейка. Может быть, чьи-то овцы заблудились и попали в яму, заполненную жидкой грязью? Или – у Мэддока даже волосы немного приподнялись и стали покалывать шею – это, может быть, человек?

Эта мысль заставила его стронуться с места и пойти в том направлении. Звук был недалеко от него, надо было только пройти небольшую низину. Может быть, это был какой-нибудь знакомый, может быть, пьяный, а возможно, кто-то просто по неосторожности попал в речушку. Мэддок вспомнил, что всего десять месяцев назад утонул человек из их города. Поэтому подобное плескание было для него, как и для любого жителя города, весьма тревожным.

В лесу было настолько темно, что тропинка то и дело пропадала из глаз. Да, звуки оказались обманчивыми и вовсе не такими близкими, как показалось вначале. Мэддок подошел к тому месту, где тропинка пересекалась с речкой. Но речка здесь текла плавно и бесшумно. А плескание доносилось откуда-то справа, выше по течению. Он посмотрел в ту сторону без всякого энтузиазма. Придется идти прямо по речке и наверняка промочить сапоги и штаны, так как по крутому и заросшему густым кустарником берегу речушки идти было очень трудно.

Что же все-таки там плескалось? Может быть, какая-то ведьма стирала свои лохмотья? Мэддок угрюмо улыбнулся своей шутке. Скорее всего, это куропатка или перепел, попавшиеся в кем-то поставленную ловушку для зайцев.

Решив все-таки узнать в чем там дело, Мэддок вошел в речку и, также издавая плещущие звуки, пошел вверх. Вода была холоднее, чем он ожидал, и его подошвы и колени слегка онемели, когда он вошел в воду. Камни на дне речки были покрыты зеленоватой скользкой слизью; того и гляди, можно было поскользнуться и упасть. Наклон был небольшой, и вода текла довольно медленно, но была настолько холодной, что каждый шаг отдавался болью в ногах.

Мэддок поднырнул под низко висевшую над речкой большую ветку дерева. Плескание было где-то совсем близко перед ним. Он продолжал осторожно идти вперед, стараясь делать как можно меньше шума. Он не мог сказать почему, но чувствовал, что надо стараться быть незаметным.

Он начал медленно обходить торчащий из воды большой камень. Перед камнем, довольно сильно перекрывавшим речушку, образовалось нечто вроде маленького озера, больше похожего на большую лужу. В самом глубоком месте это озерцо было всего по колено человеку высокого роста. Мэддок был уверен в этом, так как посреди озера по колено в воде стоял очень высокий человек.

Но только это не был человек.

И так уже порядком озябший – а его ноги вообще уже ничего не чувствовали – Мэддок содрогнулся от пробежавшего по телу холода, гораздо более сильного, чем самый смертельный холод, какой только можно себе представить. Стоящее в луже человекообразное существо было дьяволом либо каким-то монстром. Это вполне мог быть и вурдалак. Но одно было очевидным – это не человек.

Существо стирало. Раскрыв рот от удивления, Мэддок наблюдал за этим процессом. Оно наклонялось, водило вокруг себя руками в воде, затем поднимало какую-то тонкую, прозрачную ткань, которую затем рассматривало в темноте, поворачивая так и этак. Затем оно, снова наклонившись, опускало ткань в воду. Не обращая на ткань особого внимания, Мэддок заметил только, что она была тонкая и почти прозрачная, окрашенная, словно витражное стекло, во все цвета радуги.

В сумеречном свете эти цвета казались бледными. Казалось также, что от ткани поднималась вверх легкая струйка пара, как будто она была нагрета сильнее, чем окружающий холодный воздух.

Однако что же это было за стирающее существо? Мэддок не мог даже ничего предположить. Оно было весьма похоже на человека, но гораздо выше самого высокого мужчины, которого только можно себе представить. Его рост был футов семь, может быть, даже еще на два-три дюйма повыше. Оно стояло прямо, обе ноги были в воде, две руки стирали и на широких плечах торчала, как положено, одна голова…

Оно было покрыто шерстью, почти такой, как у охотничьей собаки или овчарки, словно одето с ног до головы в пальто из блестящего черного меха. Мех был черный повсюду, кроме живота и горла, где цвет переходил в мягкую кремово-белую текстуру. Длинные шелковистые волосы ног плавали на поверхности медленно текущей воды; на той части рук и ног, которые погружались в воду, волосы были намокшие и с них ручейками текла вода. У него были очень мощные плечи и спина. А еще у него был небольшой, словно у оленя, хвост. И только увидев этот хвост, Мэддок окончательно понял, что существо было совершенно голым. Судя по мускулатуре и стати, это был самец, но решающего доказательства этого факта между ног существа не наблюдалось.

Его голова была большой и очень круглой, она была покрыта густыми волосами, как и широкое пушистое лицо. У него были огромные, невероятно большие, размером с чайное блюдце, глаза. Они были белого цвета с большими черными зрачками; поскольку существо смотрело близко перед собой, создавалось впечатление, что его глаза слегка косят. По обеим сторонам головы торчали маленькие ушки, по форме напоминающие кошачьи и, скорее всего, такие же чуткие. Нос тоже был не такой, как у людей, а похож на кошачий, только еще короче, и оканчивался небольшой черной точкой с ноздрями.

Мэддок недоумевал, как это, обладая такими огромными глазами и чуткими ушами, существо до сих пор не обнаружило его присутствия. Оно продолжало стирать свой разноцветный кусок ткани, не замечая того, что Мэддок наблюдает за ним.

Неторопливое действо продолжалось еще некоторое время. Незнакомец, человек ли это, демон или древний бог – Мэддок не знал – наклонялся и полоскал свои цветные тряпки, затем, подняв вверх, внимательно их рассматривал и снова мочил в воде. Когда материя оказывалась в воздухе, от нее по-прежнему шел пар. Мэддок с широко раскрытыми глазами и не менее широко раскрытым ртом старался хоть как-то осмыслить увиденное.

По крайней мере, кое-что можно было предвидеть. Если незнакомое существо что-то стирает, то оно должно повесить эту материю сушиться, не так ли? Мэддок стоял почти по колено в холодной текущей воде, а справа от него из берега под небольшим углом торчал большой плоский камень, как будто специально созданный для того, чтобы сушить на нем влажное белье.

Наконец незнакомец, держа в руках свою сверкающую одежду, начал поворачиваться с явным намерением направиться к камню-сушилке. Мэддок, совершенно не зная, что ему предпринять, сунул руку в корзину, чтобы достать свое единственно мыслимое орудие защиты. Незнакомец, увидев его, заерзал на месте. Мэддок, выпятив подбородок, постарался придать себе свирепый вид, хотя сердце его совершенно ушло в пятки.

Размашистым движением руки озадаченный незнакомец бросил свою сверкающую всеми цветами радуги одежду в воду. Затем он поднял вверх руки с четырьмя тупыми, неуклюжими на вид пальцами на каждой и начал совершать ими какие-то непонятные движения, вырисовывая в воздухе странные жесты.

И Мэддок ударил его выхваченной из корзинки рыбой.

Это был самый громкий звук за все сегодняшнее утро. Рыба со звучным шлепком ударила незнакомца прямо по волосатой щеке. Его глаза, как и жабры рыбы, широко распахнулись.

– Вы… – незнакомец замигал глазами почти комически, настолько велико было его изумление. – Вы ударили меня рыбой.

Мэддок сделал шаг назад, стараясь собрать воедино остатки храбрости.

– Из-за вас у меня чуть не случился разрыв сердца, любезный.

– Вы можете меня видеть? – незнакомец снова заморгал своими огромными глазами. – И вы можете меня слышать?

– Достаточно хорошо, – осторожно сказал Мэддок, – хотя должен сказать, что вид передо мной довольно странный.

Услышав эти слова, незнакомец замер, потом выпрямился во весь свой внушительный рост и с достоинством облачился в сушившуюся на камне материю.

– Мне еще нужно высушить и это.

Он наклонился, чтобы вынуть из ручья оставшиеся куски окрашенного в яркие цвета полотна.

– Но все же кто вы? – настаивал Мэддок. – Откуда вы? И что это за штуки вы стираете с такой тщательностью?

Высокий черно-меховой человек-зверь спокойно взглянул на Мэддока:

– Я – Стенелеос Магус LXIV. То место, откуда я прибыл, находится далеко, очень далеко отсюда и во времени, и в пространстве.

Он поднял один из квадратных кусков тонкой ткани из воды и стал внимательно разглядывать его своими слегка косящими глазами. Его крошечный рот слегка кривился, когда он замечал какой-то изъян или пятно. Затем он снова взглянул на Мэддока.

Стенелеос показал свободной рукой на кусок одежды, который держал в другой:

– Это душа человека, о которой я забочусь как могу.

Мэддок не сказал ничего. Где-то в глубине своей души, которая, казалось, так же застыла от холода, как и его погруженные в ледяную воду ноги, он знал, что его рыбе никогда не суждено украсить стол в пансионе миссис Фланнэген.

Глава вторая

– Стен… Стен, – Мэддок в отчаянии заскрежетал зубами. Черт возьми, это было труднее, чем учить латинский язык по школьному учебнику! – Будь добр, повтори еще раз.

Хотя он все еще был несколько насторожен и в душе неспокоен, но он не мог бояться существа с такими невинными глазами. Да и эти кусочки материи, конечно, никак не могли быть душами. Потому что это совершенно не соответствовало воскресным проповедям отца Донахью, в которых, по мнению Мэддока, содержалось все теологическое знание, которое было нужно обыкновенному человеку.

Вместо того чтобы повторить свое имя, Стенелеос повернулся к нему боком и стал раскладывать на камне души-квадраты для просушки. Довольно жутковато было наблюдать за тем, как из них клубящимися облачками поднимался пар, быстро исчезавший в холодном воздухе.

– А, все это в любом случае чепуха! – проворчал Мэддок. – Вы – не эльф и не леший.

Он втиснул рыбу обратно в корзину и, шлепая сапогами по воде, подошел ближе к Стенелеосу.

– Вы, скажу я вам, не кто иной, как говорящий медведь.

Стенелеос бросил на него быстрый, умный взгляд, в котором, если Мэддок правильно его понял, было много иронии по поводу сказанных им только что слов. Это был взгляд, который как бы безмолвно сказал: «Я прекрасно знаю, что вы прекрасно знаете, что это не так».

Мэддок выбрался из лужи и встал на торчащий под небольшим углом плоский камень-сушилку.

Пока Стенелеос аккуратно раскладывал души, Мэддок тяжело опустился на камень, снял сапоги и вылил из них воду.

Здесь, под дубом, воздух был почти такой же холодный, как и вода в речке. Мэддок поторопился снова обуть сапоги. Он почувствовал, что холодная немота отступила от его ступней и коленок.

Ничего угрожающего в поведении высокого, покрытого мехом незнакомца не было. Мэддок наклонился, чтобы поближе рассмотреть одежду, которую тот сушил. Она, несомненно, была выткана из тонкого материала, такого же тонкого, как самые лучшие сорта импортного шелка, которые ему приходилось видеть. Цвета материала струились так, что казалось, будто они двигаются. Красные цвета были яркие, словно кровь; голубые сияли более насыщенным цветом, нежели самое яркое летнее небо.

Не спросив разрешения, Мэддок протянул руку и пощупал пальцами утолок одного из квадратов. Стенелеос, нахмурившись, сделал быстрое движение, чтобы отбросить руку Мэддока своими кургузыми лапами. Но Мэддок от неожиданности разжал пальцы, и уже его собственные глаза округлились, как тарелки.

Она жалила. Она обжигала, правда, не очень сильно. словно крапива. Такое ощущение бывает, когда потребуешь очень горячего пива.

– Господи, благослови, – пробормотал он. – Неужели человеческая душа на ощупь именно такая?

– Вы, англичане, живете в холодной стране. Но насколько же холоднее она должна была бы быть, чтобы остудить души проклятых.

Мэддок быстро обернулся. Подпирая противоположный берег, возвышалась большая, более чем в два человеческих роста, скала. Там тоже росли дубы. Некоторые из них торчали у самою берега с вылезшими на поверхность скалы корнями. Другие, поменьше, росли на склонах, образуя над речушкой своеобразный тоннель из веток. На вершине скалы, на фоне голых деревьев и тусклого, с бегущими облаками неба стоял человек. Его поза была непринужденной, отчасти даже оскорбительной; одну руку он держал на бедре, а другой зацепился за ремень.

– Ну, а вы кто такой? – спросил Мэддок.

– О, я с ним, – ответил человек и небрежно кивнул в сторону Стенелеоса.

– И каково, позвольте спросить, ваше имя?

– Сегодня я просто el frigido, – пришел ответ; смысл этих слов был Мэддоку непонятен, хотя он почувствовал некую сардоническую самоиронию в голосе очередного незнакомца. – Но подождите. Оставайтесь на месте, а я сейчас найду какой-нибудь способ спуститься к вам.

С этими словами он повернулся и исчез с вершины скалы. Мэддок слышал, как он спускается вниз, с большим шумом пробираясь через кустарники и упавшие деревья.

Дело уже начало подходить к вечеру. Мэддок знал дорогу хорошо, да и город был достаточно близко. Тем не менее уходить ему не хотелось, так как два таинственных незнакомца сильно возбудили его любопытство. Он понимал, что самое лучшее для него было бы побыстрее смыться отсюда. Но характер Мэддока требовал, чтобы его любопытство было удовлетворено. Если он сегодня же не узнает, что привело в его лес этого покрытого шерстью человека-зверя, то ясно, что он уже никогда не сможет спокойно спать по ночам.

Его даже не очень волновало, что лежащие на камне матерчатые квадраты теперь светились своим собственным слабым оранжевым цветом. Если это действительно души грешников, то что же – они, видимо, заслужили себе такую долю и да воздастся им. Относительно своей собственной души Мэддок был совершенно спокоен.

– Buenos tardes, – сказал второй незнакомец, появившись из тени леса с той стороны, откуда текла речка.

– Привет.

Уже совершенно стемнело, и три существа у лесного ручья были похожи на три неясные тени.

– У меня есть предчувствие, что наступающая ночь будет гораздо холоднее, чем минувший день. – Незнакомец помолчал немного, затем продолжил: – Думаю, что нам следует развести костер.

До города отсюда было рукой подать. Немного пройти вниз по ручью, далее по лесной тропинке и через поле. Мэддок обернулся. Некоторые вещи, как и некоторые визиты было бы трудно объяснить. Он, например, никак не мог представить себе говорящего медведя, приглашенного отобедать у миссис Фланнэген.

– Хорошая идея. Я поймал замечательную рыбу, а значит, у нас будет чем поужинать.

Перед тем как приступить к делу, он, однако, немного помедлил.

Позади него Стенелеос занимался душами, но внимание его было приковано к человеку, стоящему перед Мэддоком.

– Мне бы хотелось узнать одну вещь.

– Что именно?

– Ваше имя.

– Что? А! Bueno. Меня зовут Валентин Генаро Эстебан Диас де Онора о Малагуена о Суспирата и так далее – не думаю, чтобы вам очень хотелось все его запоминать. Мне так холодно, как никогда еще не было в жизни.

Мэддок удовлетворенно кивнул:

– А я – Мэддок О"Шонесси.

С этими словами он приступил к разведению костра.

* * *

При свете костра, отблеск которого падал на оба берега речки, сидели и, беседуя, присматривались друг к другу Мэддок и Валентин. Поджаренная рыба была чрезвычайно вкусна, тем более что Стенелеос ее даже не попробовал. То настораживаясь, то вновь чувствуя себя свободно, Мэддок внимательно рассматривал Валентина, который, как он только что узнал, был каталонец.

– А откуда вы, каталонцы? Где эта ваша Каталандия?

Валентин закатил глаза.

– Для вас я – испанец. Это, строго говоря, не так, но довольно близко. Но как вы можете не знать? Разве то не ваша армия в настоящее время… – Он запнулся, потер пальцами подбородок чуть повыше маленькой острой бородки и глубокомысленно покачал головой: – Si, я совсем забыл. Век. Век. Ай-ай-ай.

В стороне от них Стенелеос без устали продолжал свое непонятное занятие. Мэддок никак не мог взять в толк, чего тот добивается, но, по правде говоря, ему это было почти безразлично.

Валентин был небольшого роста, тощий и бледный, с длинными, прямыми, черными волосами. Он сидел вплотную к костру, почти уткнувшись лицом в пламя, и постоянно подбрасывал туда новые ветки. Одежда его была вполне обыкновенной. Возраст между тридцатью и сорока. По уму и оборотам речи он был человек молодой, но держался так, как будто был гораздо старше своих лет. У него были очень черные глаза.

Каталонец оценивающе присматривался к Мэддоку и, похоже, приходил к аналогичным выводам и умозаключениям.

– Я раньше вас не встречал, – сказал он наконец.

– Вы никогда не были в Ирландии. – Это не было предположение – Мэддок просто констатировал факт.

Валентин молча кивнул:

– Я подумал, что вы – англичанин.

– Это не вполне так, но достаточно близко к истине.

Валентин улыбнулся короткой улыбкой:

– Вы тот, кто замещает меня. Вы увидите будущее. Потому что я никогда не видел вас прежде. – Улыбка исчезла с его лица. – И как же в нем одиноко. Никого из тех, кого я знаю, нет в живых…

Мэддок ждал, а тем временем по шее у него побежали мурашки от холода, вызванного отнюдь не погодой или ночным временем суток. Он хотел узнать. Он очень хотел все узнать. Случись сейчас какой-либо группе горожан выйти с фонарями на поиски и, прочесывая лес, выкликать его имя, Мэддок загасил бы костер и тихо ждал бы, пока они пройдут мимо.

Он со всей определенностью понимал, что значит жить в мире, где могут происходить такие вещи. Либо он удовлетворит свое любопытство, либо проведет остаток дней, запершись в какой-нибудь комнате и шарахаясь от каждой тени.

Валентин взглянул на него и пожал плечами:

– Я жил в Каталонии. В Героне, около реки. Мы распахивали поля, жали оливковое масло и при каждом удобном случае ругали своего короля. В горах там было тепло, и нам улыбалось сверху голубое небо. Рядом было море, и летом мы все, бывало, ходили любоваться его красотой. Это была неплохая жизнь. Я мог бы быть богат, если бы не имел слишком много старших братьев; дом наш был большой, но моя доля была слишком мала.

Умирает король, и французы настаивают на том, чтобы трон перешел к их лакею Филиппу. Все отправляются на войну. Марши, вторжения, повсюду осады и сражения. Мы, каталонцы, бьемся за то, чтобы иметь своего собственного короля и собственный флаг… Сейчас мне кажется, что то с нашей стороны было не слишком умно.

Однажды из Барселоны прибыл полковник. С ним был отряд испанских солдат, поэтому мы демонстрировали ему всяческое уважение.

– Здесь у меня список, – сказал полковник, раздуваясь от важности. (Он хотел арестовать тех, кто был в этом списке.) – Требую выдать этих преступников, – закончил он.

Странно, но никто не знал этих людей. Полковник, подтянутый и надушенный пудрой и духами, сказал, что ему все равно и что любые двадцать каталонцев похожи на двадцать других. Может быть, он был прав. Он выгонял людей из домов и спрашивал их имена. Некоторые называли свое имя, другие отказывались. Через день-другой полковник отобрал двадцать человек, подходивших ему. Он произнес короткую яркую речь, и этих людей повесили. На следующий день он отбыл, а мы, посудачив, вернулись к нашей работе. Основным моим занятием в то время была обработка деревянных досок для последующего изготовления бочек. Но я не переставал думать о повешенных людях.

Проходит несколько лет, и теперь уже по дороге из Барселоны приходит отряд англичан. Во главе отряда генерал Джеймс Стэнхоуп. Я вижу его, я узнаю его. У него синяя форма со множеством медных пуговиц. И при нем сержант, который вместе с пятнадцатью солдатами подошел к нам. И, конечно же, он зачитывает нам список имен и требует выдать этих людей.