Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Научное знание и здравый смысл

В информационном обществе возникает проблема взаимодействия с особым типом знания, которое вырабатывается обыденным сознанием. Оно "записано" на естественном бытовом языке, хранится обычно в виде расхожих выражений и штампов, умозаключения делаются в виде коротких цепочек с упрощенной логикой. Это знание систематизируется и совершенствуется в рамках здравого смысла, более развитой и строгой части обыденного сознания.

Обобщая опыт и закрепляя его в традиционных суждениях, здравый смысл консервативен. Он не настроен на выработку блестящих, оригинальных решений, но надежно предохраняет против наихудших решений. Этот консерватизм и осмотрительность и ставится в вину здравому смыслу.

Действительно, здравый смысл может подавлять дух новаторства, он слишком уважает историю. Уайтхед под таким углом зрения сравнивает древних египтян и греков. В культуре Египта было очень велико почтение к истории и очень развит здравый смысл. По мнению Уайтхеда, именно из-за этого "им не удалось обобщить свои геометрические познания, и потому они упустили шанс стать основателями современной цивилизации. Избыток здравого смысла имеет свои недостатки. Греки со своими туманными обобщениями всегда оставались детьми, что оказалось весьма кстати для современного мира. Панический страх заблуждений означает смерть для прогресса, а любовь к истине - его гарантию".

Возрождение, взяв идеалом этот "греческий" тип мышления (в противовес "египетскому"), принижало значение консервативного сознания и здравого смысла. Интеллектуалы Возрождения первыми провозгласили ценность неопределенности и отвергли "цензуру" опыта и традиции. М.Л. Андреев писал: "Гуманисты одинаково непринужденно выказывали себя республиканцами и монархистами, защищали политическую свободу и осуждали ее, становились на сторону республиканской Флоренции и абсолютистского Милана. Они, вернувшие на пьедестал идеал римской гражданской добродетели, даже не думали подражать своим любимым античным героям в их верности идее, родине, долгу".

Однако нетрудно видеть, что в рамках здравого смысла добывается, систематизируется и распространяется самый большой массив знания, которым пользуется человечество. Этот массив вступает в непрерывное взаимодействие с другими массивами знания и перекрывается с ними. При этом наблюдается и синергический, кооперативный эффект и конфликты.

Знание, вырабатываемое здравым смыслом, находится в сложных отношениях с научным знанием. В реальной жизни люди не имеют времени, чтобы делать сложные многоступенчатые умозаключения по большинству вопросов. Они пользуются здравым смыслом. Это - инструмент рационального сознания, который, однако, действует иначе, нежели научная рациональность. Он служит главным подспорьем логическим рассуждениям и умозаключениям.

Но с момента Научной революции в среде высокообразованных людей здравый смысл стал цениться невысоко, куда ниже, чем развитые в науке приемы теоретического знания. При обсуждении когнитивной структуры "общества знания" здравый смысл, как правило, вообще не упоминается. На деле речь идет об интеллектуальном инструменте, никак не менее важном, чем научное мышление. Более того, само научное знание становится социально значимой силой только при наличии массовой поддержки здравого смысла.

Теоретическое научное знание может привести к блестящему, наилучшему решению, но часто ведет к полному провалу, если из-за недостатка средств (информации, времени и пр.) человек привлек негодную для данного случая теорию. Поэтому в реальности оба массива знания и оба способа добывать его дополняют друг друга. И когда научное мышление стало теснить и принижать здравый смысл, на его защиту выступили философы разных направлений (например, такие, как А. Бергсон и А. Грамши).

Приведем несколько замечаний Бергсона. Он говорил перед студентами, победителями университетского конкурса, в 895 г: "Повседневная жизнь требует от каждого из нас решений столь же ясных, сколь быстрых. Всякий значимый поступок завершает собою длинную цепочку доводов и условий, а затем раскрывается в своих следствиях, ставящих нас в такую же зависимость от него, в какой находился он от нас. Однако обычно он не признает ни колебаний, ни промедлений; нужно принять решение, поняв целое и не учитывая всех деталей. Тогда-то мы и взываем к здравому смыслу, чтобы устранить сомнения и преодолеть преграду. Итак, возможно, что здравый смысл в практической жизни - то же, что гений в науках и искусстве...

Сближаясь с инстинктом быстротой решений и непосредственностью природы, здравый смысл противостоит ему разнообразием методов, гибкостью формы и тем ревнивым надзором, который он над нами устанавливает, уберегая нас от интеллектуального автоматизма. Он сходен с наукой своими поисками реального и упорством в стремлении не отступать от фактов, но отличен от нее родом истины, которой добивается; ибо он направлен не к универсальной истине, как наука, но к истине сегодняшнего дня...

Я вижу в здравом смысле внутреннюю энергию интеллекта, который постоянно одолевает себя, устраняя уже готовые идеи и освобождая место новым, и с неослабевающим вниманием следует реальности. Я вижу в нем также интеллектуальный свет от морального горения, верность идей, сформированных чувством справедливости, наконец, выпрямленный характером дух... Посмотрите, как решает он великие философские проблемы, и вы увидите, что его решение социально полезно, оно проясняет формулировку сути вопроса и благоприятствует действию. Кажется, что в спекулятивной области здравый смысл взывает к воле, а в практической - к разуму".

Грамши тоже дал высокую оценку здравому смыслу, причислив его к разновидности рационального мышления. Он писал в "Тюремных тетрадях": "В чем же именно заключается ценность того, что принято называть "обыденным сознанием" или "здравым смыслом"? Не только в том, что обыденное сознание, пусть даже не признавая того открыто, пользуется принципом причинности, но и в гораздо более ограниченном по своему значению факте - в том, что обыденное сознание в ряде суждений устанавливает ясную, простую и доступную причину, не позволяя никаким метафизическим, псевдоглубокомысленным, псевдоученым и т.д. ухищрениям и премудростям совлечь себя с пути. "Обыденное сознание" не могли не превозносить в XVII и XVIII вв., когда люди стали восставать против принципа авторитета, представленного Библией и Аристотелем; в самом деле, люди открыли, что в "обыденном сознании" имеется известная доза "экспериментализма" и непосредственного, пусть даже эмпирического и ограниченного, наблюдения действительности. В этом и поныне продолжают видеть ценность обыденного сознания, хотя положение изменилось и реальная ценность сегодняшнего "обыденного сознания" значительно снизилась".

Грамши отделяет здравый смысл от обыденного сознания (житейского смысла) как знание более рационализированное и аналитическое. Говоря о взаимоотношении их с философией, он даже помещает здравый смысл на одну с философией сторону баррикады: "Философия - это критика и преодоление религии и житейского смысла, и в этом плане она совпадает со "здравым смыслом", который противопоставляется житейскому смыслу".

Существенны для нашей темы и рассуждения Грамши о роли политики как особого знания, в интеграции здравого смысла в систему знания современного общества. Об этих мыслях, разбросанных в "Тюремных тетрадях", К.М. Долгов пишет в предисловии к двухтомнику избранных текстов Грамши: "Философия, в отличие от религии и обыденного сознания, является духовным укладом высшего порядка, и кактаковая она неизбежно вступает с ними в конфронтацию и стремится их преодолеть... Нельзя отрывать философию от политики, как нельзя отрывать философию народных масс от философии интеллигенции. Более того, именно политика связывает философию здравого смысла с "высшей" философией, обеспечивая взаимосвязь народа и интеллигенции".

И все же доминирующей линией о научной части культуры Нового времени было третирование здравого смысла не просто как упрощенного способа познания, но и как источника ложного знания. Как пишет. Бауман, "для Спинозы единственное знание, достойное этого имени, есть знание твердое, абсолютное... Спиноза разделял идеи на четкие категории (не оставляя места для "среднего случая") - такие, которые образуют знание, и ложные. Последним безоговорочно отказывалось в какой-либо ценности, и они характеризовались чисто отрицательно - через отсутствие знания".

По мнению Баумана, ведущие философы и ученые-мыслители эпохи становления современной науки были едины в этом мнении. Он пишет: "Долг философии, который Кант взялся установить, состоял, наоборот, в "разрушении иллюзий, берущих свое начало в ложных понятиях, какие бы заветные надежды и ценные ожидания ни были разрушены их объяснением". В такой философии "мнения совершенно недопустимы". Суждения, допущенные к философскому трибуналу разума, необходимы и несут в себе "строгую и абсолютную универсальность", т.е. они не допускают никакой конкуренции и не оставляют в стороне ничего, что может требовать авторитетного признания...

Декарт бы охотно с этим согласился: "Человек, который ставит целью развитие своих знаний выше обыденного уровня, должен стыдиться использования в качестве повода для сомнений форм речи, придуманных простонародьем" (Второе Размышление). И интуиция и дедукция, систематически развернутые философом, "есть наиболее твердые пути знания, и ум не должен допускать других. Все другое должно быть отвергнуто как чреватое ошибками и опасностями... Мы отвергаем все подобное чисто вероятное знание и полагаем себе правилом доверять лишь тому, что вполне известно и не может быть поставлено под сомнение" (Правила для Руководства Ума)...

Все это вместе очерчивает то, что Ричард Рорти назвал "основополагающей философией", обвинив Канта, Декарта и Локка в том, что они совместно навязали эту модель последующим двум столетиям философской истории".

В новом обществоведении, которое формировалось в парадигме Научной революции, здравый смысл отрицался как антипод рационального сознания идеального индивида, как продукт местных условий, предопределяющих групповую идентичность той или иной "общины". Рационализм Научной революции следовал идеалу универсализма и видел в особенностях местных культур фильтр, отделяющий здравый смысл от достоверного знания.

Дж. Грей писал об этом конфликте универсализма со здравым смыслом: "Предшественником современной либеральной интеллектуальной традиции является Томас Гоббс, который... в основу своей концепции политических обязательств положил идею индивидуального рационального выбора, одушевлявшую весь последующий либерализм, будь он по своей теории морали правовым, утилитаристским или же основанным на концепции общественного договора. Кроме того, Гоббс стал основоположником современной традиции, - ведущей свое происхождение еще от софистов, - в которой формируемая местными условиями историческая идентичность индивидов считается искусственной и поверхностной, и только досоциальная природа человека - подлинной. Эта рационалистическая и универсалистская традиция либеральной политической философии, как и остальная часть проекта Просвещения, села на мель, столкнувшись с рифами плюрализма ценностей, утверждающего, что ценности, воплощенные в различных способах жизни и человеческой идентичности, и даже в пределах одного и того же способа жизни и идентичности, могут быть рационально несоизмеримыми".

Вслед за наукой и философией столь же дискриминационную установку в отношении обыденного сознания и здравого смысла заняла социология, которая с первых же шагов осознала себя именно как социология общества знания. В этой роли она примкнула к науке в качестве важного инструмента в системе господства.

Бауман продолжает: "Философская и политико-государственная версии модернистского проекта нашли свои эквиваленты в двух аспектах социологической практики. Во-первых, социология взяла на себя критику здравого смысла. Во-вторых, она взялась за конструирование схем социальной жизни, относительно которых можно было бы эффективно выявлять отклонения, недозволенные формы поведения и все такое, что с системной точки зрения выступало как проявление социального беспорядка.

В своем первом случае она предложила себя публике в качестве третейского судьи в борьбе между различными формами понимания человеческих проблем, в качестве поставщика знаний относительно "истинных пружин" человеческого поведения и судьбы и, значит, в качестве предводителя на пути к истинной свободе и рациональному существованию с применением адекватных средств и эффективностью действия. Во втором случае она предлагала власть имущим любого уровня свои услуги как планировщика условий, которые обеспечат предсказуемое, стандартизованное человеческое поведение. Распыляя и нейтрализуя последствия индивидуальной свободы, она ставила выявляемые ею законы рациональности на службу социальному порядку, базирующемуся на власти".

В когнитивном плане обществоведение как философия общества и обществоведение как инструмент власти совпадали в своем отрицании здравого смысла как низового массового знания "о себе". Бауман подчеркивает это совпадение: "Обе функции "модернистской" социальной науки своей единой целью имели борьбу с амбивалентностью - с сознанием, скандально не признающим разума, сознанием, за которым нельзя признать хваленой человеческой способности знания истины, со знанием, за которым нельзя признать права заявить, что оно схватывает, исчерпывает объект и овладевает им, как это обещает "истинное" знание. Иначе говоря, их задачи совпадали в том, что касается осуждения, отрицания и лишения легитимности всего "чисто опытного" - спонтанных, самодельных, автономных проявлений человеческого сознания и самосознания. Они неотвратимо вели к отрицанию человеческой способности достичь адекватного знания о себе самом (или, скорее, они квалифицировали всякое знание о себе, в силу самого факта, что это знание о себе, как неадекватное). Так же, как Церковь должна была относиться к своей пастве как к сборищу грешников, модернистские социальные науки должны были относиться к своим объектам как к невеждам".

Если на первом этапе институционализации науки ее идеологи делали упор на общедоступности научного знания, то по мере роста престижа и социального статуса ученых стали высказываться совершенно противоположные утверждения. Так, Гершель писал вначале: "Наука есть знание всех, расположенное в таком порядке и по такому методу, которые делают это знание доступным для каждого". В более поздних работах он, напротив, подчеркивает, что здравый смысл не совпадает с научным знанием и научное мышление требует отказа от многих мыслительных привычек здравого смысла.

Исходя из этих представлений модерна, резко отрицательную позицию по отношению к здравому смыслу занял Маркс (немецкая идеология). В системе общественного сознания обыденное сознание у него определенно предстает как ложное. В программном труде Маркса, написанном совместно с Энгельсом, сказано: "Люди до сих пор всегда создавали себе ложные представления о себе самих, о том, что они есть или чем они должны быть. Согласно своим представлениям о боге, о том, что является образцом человека, и т.д. они строили свои отношения. Порождения их головы стали господствовать над ними. Они, творцы, склонились перед своими творениями. Освободим же их от иллюзий, идей, догматов, от воображаемых существ, под игом которых они изнывают. Поднимем восстание против этого господства мыслей".

Таким образом, программа Маркса в общей гносеологии декларирована как "восстание против господства мыслей", порожденных обыденным сознанием. Эта программа исходит из постулата о полной детерминированности обыденного сознания людей материальными условиями их жизни, так что накапливаемое до возникновения науки знание было пассивной имело лишь "видимость самостоятельности" и было заведомо ложным: "Общественная структура и государство постоянно возникают из жизненного процесса определенных индивидов - не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они в действительности".

Согласно представлениям Маркса, знание, порожденное в рамках здравого смысла, не обладало способностью к развитию - оно лишь следовало за материальным бытием как его отражение. Тем самым фактически отрицался сам статус здравого смысла как принадлежащего к системе знания. Представления здравого смысла якобы не могли меняться под воздействием их собственного развития как знания, путем анализа причинно-следственных связей, приложения меры и логики. Для нас очень важно, что эта установка была принята в советской марксистской гносеологии.

Напротив, в среде левой интеллигенции, близкой к народникам и левым кадетам (в том числе принявшим Октябрьскую революцию) здравый смысл признавался как источник знания, который был одним из корней современной науки. Вернадский писал в 888 г.: "Масса народная обладает известной возможностью вырабатывать известные знания, понимать явления - она, как целое и живое, обладает своей сильной и чудной поэзией, своими законами, обычаями и своими знаниями... Я сознаю, что в народных массах бессознательно идет работа, благодаря которой вырабатывается что-то новое, что приведет к неведомым, неизвестным результатам... Вот этой работой достигается известное общественно знание, выражающееся в иных законах, иных обычаях, в иных идеалах... Я вижу, как из работы отдельных лиц, опирающихся и исходящих постоянно из познанного массами, выработалось огромное, подавляющее здание науки... Но в этой работе научной является форма той же массовой работы, только более односторонней и потому менее сильной, менее результативной".

Однако начиная с 60-х гг. в советском обществоведении стало превалировать отношение к здравому смыслу, следующее установкам западных идеологов позитивной науки, и Маркса. Так, М.К. Мамардашвили пишет как об установленном факте, "что социально возникшие идеи, представления, иллюзии и т.д. устранимы не столько идейной критикой (так сказать, заменой их знанием), сколько прежде всего практическим опытом измененной реальной деятельности, опытом классов и социальных движений, изменением социальных систем отношений и структур".

Из этой установки вытекает необходимость "идеологических уполномоченных" ("особого идеологического сословия"), которые объясняют людям, что они из себя представляют. Поскольку "знание - сила", это сословие получает реальную власть для решения судьбы народных масс.

М.К. Мамардашвили подчеркивает, что даже рационализированное, но не "уполномоченное" сознание человека не обладает способностью "ясного сознания его положения" и его связи с действительностью. Он пишет: "Эта связь с действительностью может стать объектом специального научного анализа, как она стала, например, в марксовой критике "немецкой идеологии", но в самом рационализированном сознании она не выступает. Более того, в нем что-то исключает для человека ясное сознание своего действительного положения, способность увидеть то содержание, которое в нем имеется налицо, но не признано. Поэтому в анализе превращенных, стерших следы своего происхождения форм Маркс идет от того, что кажется самодеятельным и самостоятельным, к восстановлению действительного сознания по предметам... Как постоянно показывает Маркс, основная зависимость и "точка роста" рационализированных косвенных образований в культуре состоят в том, что именно превращенное сознание, стихийно порожденное общественным устройством, разрабатывается - уже a posteriori и специально - идеологическими уполномоченными господствующего при этом устройстве класса. Оно является мыслительным материалом и духовным горизонтом особого идеологического сословия, которое и создает официальную, а тем самым и господствующую в обществе идеологию класса".

Бауман пишет об этой установке: "В политической практике она проложила путь пренебрежению общественным мнением и желаниями как всего лишь проявлениями "ложного сознания", игнорированию всех точек зрения вне установленной иерархии власти... Фокусирование Маркса на "истинном сознании" как на пропасти, которую нужно заполнить, чтобы перекинуть мост к достойному обществу, имело тенденцию превращать пролетариат в сырой материал политики, который следует собрать и переработать с помощью Партии. Ее лидерство, таким образом, оправдывается тем, что она обладает теорией и сознательностью".

Эта установка Маркса проявилась прежде всего в его антропологической модели самого пролетария, культурно-исторического типа рабочего в условиях капитализма. Маркс пишет: "Человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций - при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., - а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному.

Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер".

Поразительно, как в советском обществоведении могли принять утверждение, будто весьма неопределенное явление "отчуждения труда" превращает человека в животное! Как такое может быть? Где Маркс в реальности видел таких "животных"? Как же в таком случае можно было ожидать, что именно пролетариат станет классом, способным выполнить миссию освобождения человечества?

Опираясь на эти положения, "идеологические уполномоченные" истмата во время перестройки стали в принципе отвергать рациональные доводы, исходящие из повседневного опыта людей. Авторы канонического учебника исторического материализма В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон писали: "Поверхностные, основанные на здравом смысле высказывания обладают немалой притягательной силой, ибо создают видимость соответствия непосредственной действительности реальным интересам сегодняшней практики. Научные же истины всегда парадоксальны, если к ним подходить с меркой повседневного опыта. Особенно опасны так называемые "рациональные доводы", исходящие из такого опыта, скажем, попытки обосновать хозяйственное использование Байкала, поворот на юг северных рек, строительство огромных ирригационных систем и т.п."

При этом невозможно было и слова сказать об абсурдности их доводов: из каких парадоксальных научных истин следует, что недопустимо "хозяйственное использование Байкала" или "строительство огромных ирригационных систем"? Ведь это просто глупость!

В духе этой нетерпимости научного рационализма Просвещения формировалось и современное обществоведение. По словам Баумана, Дюркгейм требовал, чтобы "мозг социолога был настроен так же, как мозг физика, химика или физиолога, когда они погружаются в еще неисследованную сферу науки. Когда он проникает в социальный мир, он должен осознавать, что проникает в незнаемое. Он должен чувствовать, что перед ним - факты, законы относительно которых так же неведомы, как законы жизни до того, как развилась биология". Ясно, что это очень сильное утверждение, поскольку человеческое общество, в отличие от растений или минералов, не является "незнаемым", люди обладают огромным запасом знаний о себе и о своих действиях.

Бауман пишет: "Откровения Дюркгейма действительно говорят о многом: о том, что для обеспечения научности социологической практики непрофессиональным мнениям должно быть отказано в авторитете (а на самом деле, непрофессионалам должно быть отказано в доступе к истине, простым членам общества - в способности формировать адекватное представление о себе и своих обстоятельствах). Дюркгеймовские правила социологического метода утверждают прежде всего верховенство профессионала по отношению к непрофессионалу, к его интерпретации реальности, и право профессионала исправлять, изгонять из зала суда или просто отменять непрофессиональные суждения. Эти правила входят в риторику власти, в политику законодательного разума".

Таковы установки в отношении здравого смысла "общества знания" модерна. Но они были приняты и провозвестниками постмодернизма, критиками научного рационализма - с других позиций. Для них здравый смысл был носителем устойчивых мировоззренческих позиций ("истин"), принятых коллективно и оформленных традицией. Это было несовместимо с идеей неопределенности бытия, ситуативности его оценок.

Философ-экзистенциалист Л. Шестов в своей работе "Апофеоз беспочвенности" прямо заявляет, что "человек волен так же часто менять свое "мировоззрение", как ботинки или перчатки". Он принципиальный сторонник "производства неопределенности" и потому противник: "Во всем, на каждом шагу, при случае и без всякого случая, основательно и неосновательно следует осмеивать наиболее принятые суждения и высказывать парадоксы. А там - видно будет".

Он требует освобождения от всяких "догм", от устоявшихся обыденных ("анонимных") представлений. Для Шестова неприемлемо то соединение знания и понимания, которого ищет здравый смысл, он считает эти категории несовместимыми: "Стремление понять людей, жизнь и мир мешает нам узнать всё это. Ибо познать и понять - два понятия, имеющие не только не одинаковое, но прямо противоположное значение, хотя их часто употребляют как равнозначащие, чуть ли не как синонимы. Мы считаем, что поняли какое-нибудь новое явление, когда включили его в связь прочих, прежде "известных. И так как все наши умственные стремления сводятся к тому, чтобы понять мир, то мы отказываемся познавать многое, что не укладывается на плоскости современного мировоззрения... А потому перестанем огорчаться разногласиями наших суждений и пожелаем, чтобы в будущем их было как можно больше. Истины нет - остается предположить, что она в переменчивых человеческих вкусах".

В условиях кризиса, когда рушатся догмы и стереотипы, подрываются нормы строго логического мышления и происходит хаотизация общественного сознания, здравый смысл с его консерватизмом и простыми однозначными понятиями начинает играть исключительно важную стабилизирующую роль. Он становится одной из главных линий обороны против наступающей беспочвенности.

Такой период мы переживаем сейчас и в России.

Список литературы

1. Андреев М.Л. Культура Возрождения // История мировой культуры. Наследие Запада. М., 2008, с.9.

2. Бауман А. Философия и постмодернистская социология // Вопросы философии, 2009, № 1.

3. Бергсон А. Здравый смысл и классическое образование // Вопросы философии. 2000, № 2.

4. Грамши А. Тюремные тетради, ч.I. M., 2009, с.48.

5. Долгов КМ. Политика и культура // Антонио Грамши. Искусство и политика. М., 2009.

6. Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М., 2000. с.50.

Вместе с массовым развитием грамотности и разветвленной системы образования знание здравого смысла во все большей мере пополняется за счет элементов научного знания. Мы не случайно подчеркиваем, что предложенная схема типологии различных видов знаний носит условный характер. В реальности вряд ли кто из нас смог бы сразу, четко и с полной определенностью отделить в общем объеме своего тезауруса...

Бы заключить их в дурдом, а в королевстве официально ввести постоянную должность ребенка, периодически возглашающего правду. Остается добавить, что проведенный анализ выявляет социокультурной компетенцию интеллигентов и тем самым относится скорее к сфере социальной психологии и культурологии. Собственно социологическим был бы ответ на вопрос: какие именно сферы реальности и почему носители...

Дата рождения: Место рождения: Дата смерти: Место смерти: Школа/традиция:

интуитивизм, философия жизни

Направление:

европейская философия

Основные интересы:

метафизика, эпистемология, иррациональное, философия языка, философия математики

Значительные идеи:

durée («дление»), жизненный порыв, творческая эволюция

Оказавшие влияние:

И. Кант , С. Кьеркегор, А. Шопенгауэр, Г. Спенсер, Г. Зиммель, Г. Фреге

Последователи:

П. Тейяр де Шарден, Э. Леруа, А. Н. Уайтхед, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, Ж. Делёз

Гражданство:

Анри́ Бергсо́н (фр. Henri Bergson , 18 октября 1859 - 4 января 1941, родился и умер в Париже) - один из крупнейших философов XX века, представитель интуитивизма и философии жизни.

Биография

Со стороны отца Бергсон ведёт свой род от польских евреев , а со стороны матери от ирландских и английских евреев. После рождения его семья жила в Лондоне , где Анри освоил английский язык. Когда ему было восемь лет, его семья перебралась в Париж.

С 1868 по 1878 год Бергсон учился в лицее Фонтейна (современное название «лицей Кондорсе»). Он также получил еврейское религиозное образование. Однако в возрасте 14 лет он начал разочаровываться в религии и к шестнадцати годам потерял веру . По Хьюду, это произошло после знакомства Бергсона с теорией эволюции.

С 1881 г. преподавал философию в Анжерском лицее, затем в Клермон-Ферране, где впервые выдвинул идею непрерывного творческого импульса вселенной.

Бергсон вёл тихую и спокойную профессорскую жизнь, сосредоточившись на своей работе. Профессор Коллеж де Франс (1900-1914); президент Академии моральных и политических наук (1914).

Лауреат Нобелевской премии по литературе (1927). С 1914 член Французской академии. С 1922 года занимал пост президента Международного комитета по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций (предшественник ЮНЕСКО).

В последние годы жизни Бергсон философски склонялся к католицизму , но оставался в еврействе, чтобы подчеркнуть свою солидарность с преследуемым еврейским народом.

В 1940 г., после капитуляции Франции, Бергсон возвратил все свои ордена и награды и, отвергнув предложение французских властей исключить его из постановлений, направленных против евреев, простоял много часов в очереди (будучи слабым и больным), чтобы зарегистрироваться евреем.

Умер в оккупированном нацистами Париже.

Учение

Бергсон утверждает в качестве подлинной и первоначальной реальности жизнь, которая, пребывая в некой целостности, отличается от материи и духа. Материя и дух, взятые сами по себе, являются продуктами её распада. Основные понятия, с помощью которых философ определяет сущность «жизни» - «длительность», «творческая эволюция» и «жизненный порыв». Жизнь не может быть схвачена интеллектом. Интеллект способен создавать «отвлечённые» и «общие» понятия, он - деятельность рассудка, а воспроизвести реальность во всей органичности и универсальности, можно только воссоздав её. Это под силу лишь интуиции, которая, будучи непосредственным переживанием предмета, «внедряется в его интимную сущность».

Целостное постижение действительности может быть «эмоционально-интуитивным». Кроме того, наука всегда имеет в виду практическую полезность, а это, по Бергсону, одностороннее видение. Интуиция направляет внимание на «первичную данность» - собственное сознание, психическую жизнь. Только самонаблюдению подвластна непрерывная изменчивость состояний, «длительность», а, следовательно, и сама жизнь. На данных предпосылках выстраивается учение об эволюции органического мира, влекомого «жизненным порывом», потоком «творческого напряжения». Человек находится на самом острие творческой эволюции, причём способность осознать всю её внутреннюю мощь - удел избранных, своеобразный «божественный дар». Это объясняет элитарность культуры . В существовании человека Бергсон выделяет два «этажа», два типа социальности и морали : «закрытую» и «открытую». «Закрытая» мораль обслуживает требования социального инстинкта, когда личность приносится в жертву коллективу. В условиях «открытой» морали приоритетным становится проявление индивидуальности, создание нравственных, религиозных и эстетических ценностей.

Основные работы

• Непосредственные данные сознания (Essai sur les donnees immediates de la conscience), 1889
• Материя и память (Mattier et memoire), 1896
• Смех (Rire), 1900
• Введение в метафизику (Introduction a la metaphysique), 1903
• Творческая эволюция (L’Evolution creatrice), 1907
• Два источника морали и религии (Deux Sources de la morale et de la religion), 1932

Библиография на русском языке

• Бергсон, А. Собрание сочинений, т. 1-5. - СПб., 1913-14.
• Бергсон, А. Собрание сочинений, т. 1. - М., 1992.
• Бергсон, А. Смех. - М., 1992.
• Бергсон, А. Два источника морали и религии. - М., 1994
• Бергсон, А. Здравый смысл и классическое образование // Вопросы философии. - 1990. - № 1. - С. 163-168.
• Бергсон, А. Творческая эволюция. - М., 2006

Литература об А. Бергсоне

• Блауберг И. И. Анри Бергсон. - М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 672 с. - ISBN 5-89826-148-6
• Блауберг И. И. Социально-этическое учение А. Бергсона и его современные интерпретаторы // Вопросы философии. - 1979. - № 10. С. 130-137.
• Бобынин Б. Н. Философия Бергсона // Вопросы философии и психологии. - 1911. - Кн. 108, 109.
• Лосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. - Пг.: Учитель, 1922. - 109 с.
• Свасьян К. А. Эстетическая сущность интуитивной философии Бергсона. - Ереван: АН АрССР, 1978.
• Ходж Н. Бергсон и русский формализм // Альманах «Аполлон». Бюллетень № 1. Из истории русского авангарда века. - СПб., 1997. С. 64-67.

Ссылки

• Бергсон, А. Материя и память
• Бергсон, А. Опыт о непосредственности данных сознания
• Леонид Мининберг: «Биографии известных евреев, именами которых названы улицы города»
• Политцер Ж. На смерть Бергсона

Лауреаты Нобелевской премии по литературе в 1926-1950 годах

Грация Деледда (1926) Анри Бергсон (1927) Сигрид Унсет (1928) Томас Манн (1929) Синклер Льюис (1930) Эрик Аксель Карлфельдт (1931) Джон Голсуорси (1932) Иван Бунин (1933) Луиджи Пиранделло (1934) Юджин О’Нил (1936) Роже Мартен дю Гар (1937) Перл Бак (1938) Франс Эмиль Силланпяя (1939) Йоханнес Вильхельм Йенсен (1944) Габриэла Мистраль (1945) Герман Гессе (1946) Андре Жид (1947) Томас Стернз Элиот (1948) Уильям Фолкнер (1949) Бертран Рассел (1950)

Полный список | (1901-1925) | (1926-1950) | (1951-1975) | (1976-2000) | (2001-2025)

, которая в дальнейшем изменялась, исправлялась и редактировалась.

Исследователи биологической эволюции
Эволюционная биология
Додарвиновская эпоха	Жорж-Луи Бюффон · Эразм Дарвин · Джованни Брокки · Жан-Батист Ламарк · Жорж Кювье · Этьен Жоффруа Сент-Илер · Фридрих Бурдах · Лоренц Окен · Карл фон Бэр · Карл Рулье · Афанасий Каверзнев
Дарвинисты	Чарльз Дарвин · Альфред Уоллес · Томас Хаксли · Август Вейсман · Эрнст Геккель
Неоламаркисты	Герберт Спенсер · Карл фон Негели · Эдвард Коп · Анри Бергсон · Генри Осборн
Русская школа	Александр Ковалевский · Владимир Ковалевский · синтез»	Сергей Четвериков · Джулиан Хаксли · Сьюэл Райт · Рональд Фишер · Джон Холдейн · Феодосий Добжанский · Николай Тимофеев-Ресовский · Джордж Симпсон · Эрнст Майр
Эпигенетики	Иван Шмальгаузен · Конрад Уоддингтон · Михаил Шишкин
Пунктуалисты	Стивен Гулд · Стивен Стэнли · Нильс Элдридж
Нейтралисты

французский философ, представитель интуитивизма и философии жизни

Краткая биография

Анри́ Бергсо́н (фр. Henri Bergson; 18 октября 1859 года, Париж - 4 января 1941 года, там же) - французский философ, представитель интуитивизма и философии жизни. Профессор Коллеж де Франс (1900-1914), член Французской академии (1914). Лауреат Нобелевской премии по литературе 1927 года «в признание его богатых и оживляющих идей, и превосходного мастерства, с которым они были представлены».

Ключевые работы: Творческая эволюция (L"Évolution créatrice. P., 1907) и (Les Deux sources de la morale et de la religion. P., 1932).

Член Академии моральных и политических наук (1901, её президент в 1914 году).

Родился в семье пианиста и композитора Михала Бергсона (польск. Michał Bergson), впоследствии профессора Женевской консерватории, и дочери английского врача Кэтрин Левинсон. Со стороны отца ведёт свой род от польских евреев, а со стороны матери - от ирландских и английских евреев. После его рождения семья жила в Лондоне, где он освоил английский язык. Они возвратились в Париж, когда ему было восемь лет.

В 1868-1878 годах учился в лицее Фонтейна (ныне «Лицей Кондорсе»). Он также получил еврейское религиозное образование. Однако в возрасте 14 лет начал разочаровываться в религии и к шестнадцати годам потерял веру. По Хьюду, это произошло после знакомства Бергсона с теорией эволюции. Окончил Высшую нормальную школу, где учился в 1878–1881 годах.

После преподавал в лицеях, в частности в коллеже Роллен (1889-1900), и в альма-матер - в Высшей нормальной школе (профессор с 1898 года), c 1897 года также в Коллеж де Франс.

В 1889 году защитил две диссертации - “Опыт о непосредственных данных сознания” и “Идея места у Аристотеля ” (на лат. языке).Доктор философии (1889).

На рубеже веков он испытал сильнейшее увлечение Плотином.

В 1900 году получил кафедру в Коллеж де Франс, который оставил в 1921 году из-за болезни. В 1900-1904 годах он занимал кафедру античной философии, а в 1904-1921 годах - современной философии.

Бергсон вёл тихую и спокойную профессорскую жизнь, сосредоточившись на своей работе. Читал курсы лекций в США, Англии, Испании.

В 1911 году группа националистов-антисемитов развернула его травлю как еврея; Бергсон предпочитал не отвечать на подобные выходки.

Президент Академии моральных и политических наук (1914), членом которой состоял с 1901 года.

В 1917-1918 годах выполнял дипломатические миссии в Испании и США.С 1922 года занимал пост президента Международного комитета по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций.

В конце 1920-х годах из-за болезни постепенно целиком сосредоточился на научном творчестве.После капитуляции Франции в 1940 году Бергсон возвратил все свои ордена и награды и, отвергнув предложение властей вывести его из-под действия антиеврейских эдиктов, будучи больным и слабым простоял в многочасовой очереди, чтобы зарегистрироваться евреем. Умер в оккупированном немцами Париже от пневмонии.

Учение

Бергсон утверждает в качестве подлинной и первоначальной реальности жизнь, которая, пребывая в некой целостности, отличается от материи и духа. Материя и дух, взятые сами по себе, являются продуктами её распада. Основные понятия, с помощью которых философ определяет сущность «жизни» - «длительность», «творческая эволюция» и «жизненный порыв». Жизнь не может быть схвачена интеллектом. Интеллект способен создавать «отвлечённые» и «общие» понятия, он - деятельность рассудка, а воспроизвести реальность во всей органичности и универсальности можно, только воссоздав её. Это под силу лишь интуиции, которая, будучи непосредственным переживанием предмета, «внедряется в его интимную сущность».

Целостное постижение действительности может быть «эмоционально-интуитивным». Кроме того, наука всегда имеет в виду практическую полезность, а это, по Бергсону, одностороннее видение. Интуиция направляет внимание на «первичную данность» - собственное сознание, психическую жизнь. Только самонаблюдению подвластна непрерывная изменчивость состояний, «длительность», а, следовательно, и сама жизнь.На данных предпосылках выстраивается учение об эволюции органического мира, влекомого «жизненным порывом», потоком «творческого напряжения». Человек находится на самом острие творческой эволюции, причём способность осознать всю её внутреннюю мощь - удел избранных, своеобразный «божественный дар». Это объясняет элитарность культуры.В существовании человека Бергсон выделяет два «этажа», два типа социальности и морали: «закрытую» и «открытую». «Закрытая» мораль обслуживает требования социального инстинкта, когда личность приносится в жертву коллективу. В условиях «открытой» морали приоритетным становится проявление индивидуальности, создание нравственных, религиозных и эстетических ценностей.

Ключевым для его философии является понятие времени. Бергсон разделяет физическое, измеряемое время, и чистое время жизненного потока. Последнее мы переживаем непосредственно.Разрабатывал теорию памяти.

Католическая церковь вносила его сочинения в Индекс запрещенных книг, однако сам он склонился к католицизму, впрочем, оставшись в еврействе. Его философия была весьма популярна в дореволюционной России.

В литературе

• В автобиографическом труде католического богослова Э. Жильсона "Философ и теология" Анри Бергсону посвящены несколько глав, повествующие о истоках его взглядов и их следствиях. Несмотря на то, что местами присутствует критика, содержание носит апологетический характер.

• В романе Джека Лондона «Маленькая хозяйка большого дома» также упоминается Бергсон:

Попробуйте, Аарон, попробуйте найти у Бергсона суждение о музыке более ясное, чем в его «Философии смеха», которая тоже, как известно, ясностью не отличается.

В романе Харуки Мураками «Кафка на пляже» также упоминается Анри Бергсон и его учение «Материя и память».

• В романе Генри Миллера «Тропик Козерога» упоминается Анри Бергсон и его работа «Творческая эволюция» (в переводе И. Заславской «Творческое развитие»).

• В романе Никоса Казандзакиса "Грек Зорба" Бергсон упоминается, как один из тех, кто оставил наиболее глубокий след в душе рассказчика.

Упоминается в романе Френсиса Скотта Фицджеральда "Прекрасные и проклятые" в диалоге между Мори и Энтони.

• Бергсонианство упоминается в рассказе Юрия Олеши "Вишнёвая косточка".

Основные работы

• Опыт о непосредственных данных сознания (Essai sur les données immédiates de la conscience), 1889
• Материя и память (Matière et mémoire), 1896
• Смех (Le Rire), 1900
• Введение в метафизику (Introduction a la metaphysique), 1903
• Творческая эволюция (L"Évolution créatrice), 1907
• Два источника морали и религии (Les Deux sources de la morale et de la religion), 1932

Портрет Анри Бергсона. Художник. Д. Бланш

Библиография на русском языке

• Бергсон, А. Собрание сочинений, т. 1-5. - СПб., 1913-14.
• Бергсон, А. Собрание сочинений, т. 1. - М., 1992.
• Бергсон, А. Смех. - М., 1992.
• Бергсон, А. Два источника морали и религии. - М., 1994
• Бергсон, А. Здравый смысл и классическое образование // Вопросы философии. - 1990. - № 1. - С. 163-168.
• Бергсон, А. Творческая эволюция. - М., 2006

Литература об А. Бергсоне

• Блауберг И. И. Анри Бергсон. - М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 672 с.
• Блауберг И. И. Социально-этическое учение А. Бергсона и его современные интерпретаторы // Вопросы философии. - 1979. - № 10. С. 130-137.
• Бобынин Б. Н. Философия Бергсона // Вопросы философии и психологии. - 1911. - Кн. 108, 109.
• Лосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. - Пг.: Учитель, 1922. - 109 с.
• Свасьян К. А. Эстетическая сущность интуитивной философии Бергсона. - Ереван: АН АрССР, 1978.
• Ходж Н. Бергсон и русский формализм // Альманах «Аполлон». Бюллетень № 1. Из истории русского авангарда века. - СПб., 1997. С. 64-67.

Категории:

И.И. БЛАУБЕРГ

В последние десятилетия во Франции и других странах как Запада, так и Востока вновь оживился интерес к концепции Анри Бергсона - мыслителя, который столетие назад был самой яркой фигурой на философской сцене Франции и всего мира. Такая реактуализация, связанная с осознанием современного значения многих бергсоновских идей, в том числе представлений о времени, свободе, эволюции и др., нашла выражение и в интересе к деятельности Бергсона как педагога.

Не вдаваясь здесь в эти специальные проблемы, отметим, что педагогическая деятельность с самого начала философской карьеры Бергсона играла в его жизни очень важную роль. Он отдал этой работе много лет, с того момента, когда, окончив Высшую нормальную школу в Париже, отправился в провинцию, где работал вначале в г. Анже, а затем в Клермон-Ферране. Преподавал он в общей сложности 34 года (1881 - 1914), причем почти половину этого времени - в лицеях, т.е. в системе среднего образования. Поэтому его непосредственно затронули дискуссии, проходившие в эти годы во Франции и посвященные вопросу о необходимости реформ в сфере образования. Суть проблемы состояла в пересмотре программы бакалавриата, т.е. в некоторой перестройке системы среднего образования. Вот краткая историческая справка. В конце XIV в. во Франции словом «baccalaureat» стали называть экзамен, на котором испытуемый должен был изложить и защитить свои тезисы на латыни. Учредив в 1808 году лицеи, Наполеон I преобразовал его в экзамен по предметам, входившим в программу лицея, где в двух последних классах изучались соответственно риторика и философия3.

Традиционно во французской системе среднего образования, ориентированной преимущественно на гуманитарные науки, большое внимание уделялось изучению древних языков, сочинений греческих и латинских авторов. Но в XIX веке ситуация постепенно стала меняться: естественные науки, в связи с их усиленным развитием в этот период, приобретали все больший вес, а современные «живые» языки несколько потеснили древние. В 1891 году наряду с традиционным курсом обучения, который продолжался 7 лет и завершался экзаменом на степень бакалавра в области словесности (es lettres), был введен аналогичный курс с естественнонаучным уклоном. Этот курс также заканчивался экзаменом на степень бакалавра (es sciences), был на год короче и давал право поступать только на естественные факультеты университетов. Реформой 1902 г. оба эти курса были уравнены по времени, а оба типа экзамена получили одинаковую силу; тем самым новая, более специализированная система обучения официально приравнивалась к прежней, традиционной4. Главным рупором нововведений была Сорбонна, однако многие французские интеллектуалы, в том числе и Бергсон, не одобряли новые веяния, что и служило постоянным поводом для дискуссий.

На этом фоне разворачивалась преподавательская деятельность Бергсона, и эту ситуацию следует иметь в виду при чтении как многих его публичных выступлений, так и - порой - основных работ: в некоторых из них, как мы покажем, явственно звучат полемические ноты. Уже в первых своих выступлениях на традиционных торжествах в лицеях, где награждались лучшие ученики, Бергсон сформулировал представления о том, каким должно быть образование, о его задачах и социальной роли. Эти представления, выраставшие из собственно теоретической позиции философа, из размышлений о проблемах сознания, его целостности и различных его уровнях, о свободе личности, оттачивались, уточнялись в педагогической практике. В речах, адресованных учащимся и педагогам, они выражались в ясной, порой афористической форме.

Несомненными установками в познании, выработку которых Бергсон считал одним из главных критериев эффективности образования, были для него приоритет целого по отношению к части, преимущество целостного взгляда на мир. Уже в первой своей речи, посвященной специализации, он призывал юных слушателей не превращаться в узких специалистов, интересоваться многим, неустанно расширять кругозор, чтобы быть уже достаточно широко образованными к тому времени, когда профессиональные интересы возьмут верх и вынудят сосредоточиться на специальных знаниях. В этом Бергсон видел залог будущих творческих открытий: «Существование специальных наук, между которыми нужно выбирать, - тяжкая необходимость. Мы должны смириться с тем, что будем знать мало, - если не хотим не знать ничего. Но хорошо бы не смиряться с этим как можно дольше. Каждый из нас должен был бы начать, как это делало все человечество, с благородного и наивного стремления все знать»5. Эрудиция, разнообразие интересов, из которого вырастает и разнообразие умений, развитие способностей в разных областях деятельности - именно это, по Бергсону, закладывает тот фундамент, на котором строится способность по-иному взглянуть на какую-то проблему, предложить неожиданное решение, - ведь это часто дает импульс к открытиям.

Многоплановость интересов и приобретаемых знаний создает необходимый общий фон, контекст, расширяет само поле видения, и наоборот, отказ от целостного взгляда обрекает науку на бесплодие, резко сужая ее горизонты: «…если вы вначале не бросите взгляд на целое, если сразу перейдете к частям и станете рассматривать только их, возможно, видеть вы будете очень хорошо; но вы не узнаете, на что именно смотрели»6. А вот если человек, овладев этим видением целого, потом углубится в изучение какой-то конкретной сферы, то знания и навыки, полученные им на этой территории, помогут и в освоении иного материала: он обретет умение ставить новые проблемы, предлагать иные, чем прежде, методы исследования.

Разумеется, подчеркнул Бергсон в другом выступлении, у человека всегда есть какие-то предпочтения, мышление его не универсально, «но вот что является чудом из чудес: чем непринужденнее чувствует себя наш интеллект на определенной территории (конечно, если она не слишком мала), тем вольнее бывает ему на всех остальных. Так уж все устроила природа: между самыми отдаленными интеллектуальными сферами она проложила подземные коммуникации и самые различные порядки вещей связала, словно невидимыми нитями, чудесными законами аналогии… Человек, постигший глубины своего искусства, своей науки или профессии, способен также довольно легко достичь успехов в совершенно иных сферах»7. Такова, как мы сказали бы теперь, диалектика (сам Бергсон очень редко и, как правило, в ином значении употреблял это слово) общего и специального в усвоении знаний.

Еще одно качество, необходимое, по Бергсону, каждому человеку, - это здравый смысл. Мысль эта, конечно, вовсе не нова, но чтобы правильно понять, что имеет в виду Бергсон, необходимо уточнить, каким значением он наделяет данное понятие. Во французском языке существуют два термина, переводимые на русский как «здравый смысл»: «sens commun» и «bon sens». Бергсон толкует первый из них скорее как «обыденный рассудок», «общее мнение»; в отличие от этого, «bon sens» обозначает для него способность более высокую8, близкую к интуиции и позволяющую осуществить непосредственный контакт с реальностью, достичь гармонии в отношениях с самим собой и окружающими людьми. Здравый смысл, умеющий «следовать изгибам самой реальности» (это одно из выражений, которое Бергсон часто использовал и для характеристики интуиции), соединяет жизнь и материю, интеллект и волю, мысль и действие. Бергсон понимал «bon sens» как социальное чувство, лежащее в основе человеческого общежития, сосуществования, как общий исток действия и мысли, как внутреннюю энергию интеллекта, не позволяющую ему останавливаться на полпути, побуждающую все время продвигаться дальше. Косность, рутинность, интеллектуальная инерция, лень - все это, по Бергсону, худшие враги человеческого мышления.

В речи «Здравый смысл и классическое образование» он четко сформулировал свое понимание: «…здравый смысл требует постоянной готовности действовать, быть начеку, вновь и вновь применяться к новым ситуациям. Он ничего так не боится, как вполне готовой идеи, - может быть и зрелого плода духа, но плода, снятого с дерева и вскоре высохшего… Здравый смысл - воплощение работы. По нему, всякая проблема нова и достойна усилия. Он требует, чтобы мы жертвовали, как бы трудно это иной раз ни было, сложившимися мнениями и готовыми решениями»9. Вот оно, ключевое слово, очень частое в творчестве Бергсона: усилие. Постоянное усилие, стремление подняться над собой, идти все выше и дальше, считал он, является для человека непременным условием самореализации. Вспомним Б. Пастернака: «Не позволяй душе лениться…». Эта мысль о необходимости внутренней работы рефреном звучит в творчестве Бергсона, которого совершенно напрасно в свое время винили в том, что его концепция интуиции означает призыв к отказу от интеллекта. Ничего подобного он никогда не говорил, а смысл его известного противопоставления интуиции и интеллекта заключается совсем в другом - в разграничении (прежде всего с методологической целью) интуитивных и дискурсивных функций человеческого мышления.

Мыслительное, духовное усилие - это самопреодоление, позволяющее человеку превзойти себя и более того - отчасти превзойти саму человеческую природу. Эта тема - одна из важнейших во всей бергсоновской философии. Человек, «каким его создала природа», существует в довольно узких рамках, обусловленных его биологическими особенностями и характером его эволюционного развития и определивших, в свою очередь, формы его восприятия и познания, свойственный ему тип социальности. Но, как писал Бергсон в «Творческой эволюции», развитие могло пойти другим путем и привести к иному человечеству, более «интуитивному», более совершенному и близкому к реальности, а не отгороженному от нее потребностями практики и социальной жизни10. Это представление об ином человечестве - фон многих работ Бергсона, своего рода идеал, недостижимый, как и всякий идеал, но очерчивающий направление, в котором следует идти. Хотя человек не может полностью вырваться из рамок, определенных природой, он способен их раздвинуть, расширить. А это как раз и требует от него постоянной работы над собой, продвижения к новым горизонтам. Вот почему Бергсон неустанно призывал своих учеников тренировать волю, являющуюся, как он считал, подлинным источником интеллектуальной энергии, учиться концентрировать внимание, совершать усилие, поскольку именно эти качества отличают подлинного творца от посредственности. Сам философ, кстати, был образцом подобных качеств и упорно работал, не щадя сил, всю жизнь, даже когда болезнь и возраст сильно ограничили его физические возможности.

Если бергсоновское понятие интуиции отсылает к понятию симпатии у Плотина и еще дальше в глубь веков - к древнему учению о космической симпатии, то понятие здравого смысла явно созвучно у Бергсона аристотелевской идее о золотой середине. Здравый смысл как социальное чувство - это золотая середина между двумя крайностями: попытками трактовать общество в детерминистском плане, открывая в нем действие неотвратимых законов и не учитывая творческой силы свободы, и представлениями мечтателей-утопистов, не видящих того, что свобода человека всегда ограничена условиями человеческой природы и социальной жизни. Задача здравого смысла как инструмента социальной регуляции и орудия прогресса общества - постоянно проводить своего рода «подгонку», согласование индивидуальных стремлений и общественных интересов. Поэтому Бергсон и считал воспитание здравого смысла одной из главных задач образования и посвятил ему специальную речь. Особо он подчеркивал связь здравого смысла с классическим образованием. Сам Бергсон получил именно такое образование, предполагавшее хорошее знание древних языков и соответствующей литературы, и впоследствии не уставал подчеркивать пользу этих знаний. Именно из чтения классиков, особенно античных авторов, утверждал он, можно вынести ценнейшие нравственные и философские уроки. Античная философия сыграла важнейшую роль в теоретическом становлении самого Бергсона. Он многое почерпнул у Гераклита и стоиков, стал наследником идей неоплатонизма, переосмыслив их и применив к новому материалу; сама античная тема меры, гармонии была для него одной из основных.

Классическое образование Бергсон считал наилучшей школой для мысли, для развития творческих способностей. Еще в ранних работах он сформулировал концепцию языка, к которой часто возвращался впоследствии. Он утверждал, что язык, связанный с потребностями практики и социальной жизни, необходимый человеку для общения с ему подобными, неизбежно искажает, «замораживает» глубинный поток сознания, заменяет непрерывное прерывным, живое, изменчивое, становящееся - готовым, неизменным, ставшим. Противоречие между прерывным и непрерывным, становящимся и ставшим не может быть полностью разрешено, коль скоро человек - существо социальное. Но это не значит, что усилия по преодолению противоречия тщетны: напротив, нужно постоянно стремиться смягчить его. «Одна из главных преград свободе духа - идеи, в готовом виде доставляемые нам посредством языка, которые мы как бы впитываем из окружающей среды. Они никогда не усваиваются нашим существом: неспособные участвовать в духовной жизни, эти поистине мертвые идеи упорствуют в своей твердости и неподвижности»11. Снять или по крайней мере попытаться преодолеть эту преграду может помочь классическое образование, в котором Бергсон видит прежде всего «попытку разбивать лед слов и обнаруживать под ним свободное течение мысли. Тренируя вас… в переводе идей с одного языка на другой, оно приучит как бы кристаллизовать их в разнообразные системы; тем самым они будут отделены от какой-то одной вербальной формы, и это заставит вас мыслить, независимо от слов, сами идеи. … А, кроме того, кто может сравниться с древними греками в их усилиях придать слову текучесть мысли? Но и все великие писатели, на каком бы языке они ни творили, могут оказать туже помощь интеллекту; ибо если мы видим вещи лишь условно, через свои привычки и символы, то они стремятся передать присущее им непосредственное видение реального»12.

Вот почему так важно, полагал Бергсон, изучение в лицеях гуманитарных наук, особенно литературы. Под последней он понимал всю классическую литературу, включающую в себя художественные, исторические и философские произведения. Именно литература учит применять навыки, приобретенные благодаря изучению естественных наук, - способность к точному мышлению, к анализу - в области познания человека: «Философы, историки или поэты, все создатели нетленных творений не имели иной цели, кроме изображения человека - мыслящего, чувствующего и действующего…Уроки литературы суть уроки в высшей степени практические: они лучше всего учат нас понимать окружающих людей, оценивать их, выяснять, стоит ли завоевывать их расположение и как этого можно достичь. А среди писателей наиболее достойны изучения те, кто никогда не жертвовал идеей ради фразы и кто скорее стремится представить нам верную картину жизни, чем вызвать у нас восхищение: поэтому их называют классиками. Среди же самих классиков мы предпочитаем тех писателей, которые, пренебрегая внешними деталями, наблюдали самого человека и изображали его наиболее точно, старательно и реалистически: писателей древности»13.

Текучесть, гибкость, пластичность - все эти качества, которыми славится настоящая литература, должны быть, по Бергсону, присущи языку, чтобы он, пусть не полностью, но хоть в какой-то мере передавал, при всей своей дискретности, богатство и непрерывность мышления. А гибкость и пластичность объединяются для него в более общем понятии, о котором он тоже говорил в одной из речей в лицее, посвященной вежливости. Это понятие - грация (grace), имеющее долгую историю и интересную судьбу в истории философии14. Grace - многозначное слово, обозначающее не только грацию в привычном нам смысле, но и «благосклонность», «милость», «благодать». Рассуждая о вежливости и разных ее значениях, Бергсон отличал ее от чисто внешнего соблюдения правил приличия и сравнивал ее с грацией: вежливость в одном из своих проявлений представляет собой духовную пластичность, грацию духа. «Как и грация, - писал он, - вежливость вызывает у нас представление о бесконечной гибкости; как и грация, она внушает нам, что эта гибкость подвластна нам, что мы можем на нее рассчитывать. [Для нее необходимы] такт, тонкость, а превыше всего уважение к себе и к своему ближнему»15.

Но существует и вежливость более высокого порядка - вежливость сердца, предполагающая любовь к ближнему, милосердие, способность сопереживания, сочувствия. В основе ее лежит доброта, которая, сопрягаясь с гибкостью и глубоким знанием человеческой души, тем самым обретает действенность, необходимую для жизни в обществе. Бергсон делает здесь оговорку: нельзя сказать, что такая доброта усваивается в процессе образования; это скорее природный дар. Но человек постоянно развивается, и жизненный опыт, получаемый, среди прочего, и в юном возрасте, многому его учит, в том числе и великодушию, доброжелательности, сочувствию. Такое умение слушать других, стараться, даже в дискуссиях, понимать их взгляды, обуздывать в себе нетерпимость, являющуюся нашим «природным инстинктом», как раз и прививается классическим образованием, в котором большое место отводится гуманитарной, в том числе философской, культуре. Оно позволяет, по Бергсону, развить все способности мышления, придать ему гибкость, необходимую и для научных исследований, и для жизни в обществе, познания людей, общения с себе подобными. Для подлинного понимания недостаточно накопления знаний, умения рассуждать. Гибкость мышления, воспитываемая классическим образованием, выражается в безупречном приспособлении ума к изучаемому объекту, в совершенной настройке внимания, концентрации, сосредоточении.

ПРИМЕЧАНИЯ

3 В начале XX века Энциклопедический словарь Гранат давал такие сведения: «Бакалавр (средневек. лат. baccalauleus, франц. bachelier, англ. bachelor), слово… введено в употребление в XIII в. в Парижском университете для обозначения лица, получившего низшую ученую степень и имевшего право читать лекции, но еще не допущенного в корпорацию докторов и магистров в качестве самостоятельного члена. Ныне это название сохранилось в старых английских университетах и во Франции, где степень Б. соответствует приблизительно нашему аттестату зрелости (Bachelier es lettres) или свидетельству об окончании реального училища (В. es sciences)» (Т. 4. 7е изд. С. 450 451).

4 См. об этом подробнее: MosseBastide R.M. Bergson educateur. Paris, 1955.P. 151156.

5 Бергсон А. Специализация // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь. М.: РОССПЭН, 2010. С. 226.

6 Там же. С. 227.

7 Бергсон А. Об интеллекте // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь. С. 267. Нужно учесть, что в этом выступлении, как и в ряде других работ раннего периода, термин «интеллект» еще понимается Бергсоном более широко, чем позже, когда он по сути отождествляется им с дискурсивным рассудком.

8 В этом плане он продолжает французскую классическую традицию, например Декарта, сближавшего здравый смысл, здравомыслие с мудростью (см.: Декарт Р. Правила для руководства ума //Декарт Р. Соч. в 2т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 78). Но если для Декарта здравомыслие есть «способность правильно рассуждать и отличать истину от заблуждения» (Декарт Р. Рассуждение о методе //Декарт Р. Соч. в 2 т. Т. 1. С. 250), то у Бергсона «bon sens» занимает среднее положение между интуицией и интеллектом, совмещая в себе качества их обоих. Эта проблема подробно рассматривается в указанной выше книге Р.М. Моссе-Бастид.

9 Бергсон А. Здравый смысл и классическое образование // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь. С. 247.

10 См. об этом: Бергсон А. Творческая эволюция. М.: КанонПресс; Кучково поле, 1998. С. 261.

11 Бергсон А. Здравый смысл и классическое образование. С. 250.

12 Там же. С. 251 252.

13 Бергсон А. Вежливость // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь. С. 236 237.

14 О связи бергсоновской трактовки грации с идеями его предшественника, французского спиритуалиста XIX в. Ф. Равессона, опиравшегося, в свою очередь, на Плотина, см.: Адо 77. Плотин, или Простота взгляда. М.: Греколатинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1991. С. 51 53.

15 Бергсон А. Вежливость. С. 234.

Продолжение см: О здравом смысле и гражданском воспитании как главных задачах образования: идеи Бергсона — analitikaru.ru

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ 3/2011

Автор и название работы: Анри́ Бергсо́н, «Здравый смысл и классическое образование.
1. Краткие сведения об авторе.
А) Жизнь. Анри Бергсон родился 18 октября 1859 года, Париж - 4 января 1941 года, там же) - французский философ, представитель интуитивизма и философии жизни.
Родился в семье пианиста и композитора Михала Бергсона (польск. Michał Bergson), впоследствии профессора Женевскойконсерватории, и дочери английского врача Кэтрин Левинсон. В 1868-1878 годах учился в лицее Фонтейна (современное название «лицей Кондорсе»). Он также получил еврейское религиозное образование. Однако в возрасте 14 лет начал разочаровываться в религии и к шестнадцати годам потерял веру. По Хьюду, это произошло после знакомства Бергсона с теорией эволюции. Окончил Высшую нормальную школу, где учился в 1878–1881 годах.После преподавал в лицеях, в частности в коллеже Роллен (1889-1900), и в альма-матер - в Высшей нормальной школе (профессор с 1898 года), c 1897 г. также в Коллеж де Франс.
Б) Идеи. Основные понятия, с помощью которых философ определяет сущность «жизни» - «длительность», «творческая эволюция» и «жизненный порыв». Ключевым для его философии является понятие времени. Бергсон разделяет физическое,измеряемое время, и чистое время жизненного потока. Последнее мы переживаем непосредственно. Разрабатывал теорию памяти.
В) Труды:
Опыт о непосредственных данных сознания, 1889
Материя и память, 1896
Смех, 1900
Введение в метафизику, 1903
2. Краткие сведения о работе. А) Условия написания. «Здравый смысл и классическое образование» (1895). Расцвет творчества Бергсона падает на первую треть XX века. В этигоды он создает свою оригинальную эволюционную и религиозно-нравственную систему, своеобразным «фоном» исследования философских проблем здесь выступает его эстетическая концепция интуиции и вытекающее из нее понятие длительности времени.
Б) Аннотация. В ранней работе «Здравый смысл и классическое образование» Бергсон настаивает на том, что здравый смысл требует вновь и вновь применяться к новымситуациям, следуя непосредственности природы, приноравливаясь к ней быстротой решений, гибкостью формы и разнообразием методов.
3. Фрагмент заявленной работы, где содержится законченная мысль:
А) Текст самого философа.
«Реализуясь в человеке - носителе добра, справедливость становится тонким чувством, видением или даже осязанием практической истины. Она дает точную меру того, что он должен требоватьот себя и чего ему ждать от других. Она ведет его прямо к желаемому и достижимому, как самый верный инстинкт. Она показывает ему, как исправить несправедливость, делая добро, как соблюсти осторожность, чтобы избежать несправедливости. Искренностью суждений, исходящей из душевной прямоты, она предохраняет его от ошибок и оплошностей».
Б) Ключевая идея выбранного фрагмента.
Бергсон считал, чтоздравый смысл, принципом которого является дух справедливости, воплощается не в готовых формулировках, а в справедливом человеке.

Автор и название работы: Влади́мир Соломо́нович Би́блер, «Диалог культур и школа XXI века»
Краткие сведения об авторе.
А) Жизнь.
В.С. Библер (4 июля 1918 - 3 июня 2000) - советский и российский философ, культуролог, историк культуры. Библер родился вМоскве, окончил исторический факультет МГУ и сразу ушёл на фронт Великой Отечественной войны. После войны успел защитить кандидатскую диссертацию и был выслан в Сталинабад (теперь Душанбе) в порядке государственной кампании «борьбы с космополитизмом». Там преподавал философию в Таджикском государственном университете. В 1959 году вернулся в Москву, работал в Московском горном институте на кафедрефилософии.
Б) Идеи. Создатель учения о диалоге культур, автор работ по истории европейской мысли, логике культурного развития, теории научного познания; руководитель проекта и исследовательских коллективов Школа диалога культур (ШДК). В середине 1980-х годов Библер создал на основе своих философских идей целостную концепцию школьного образования - Школа диалога культур, и на...